Ольга шелест playboy, Ольга Шелест в разношерстной компании
Кроме того, Ольгу и Антона приглашают на радио «Маяк» вести ежедневное трёхчасовое шоу. И платят мне за это взаимностью. Новые телепроекты. У себя дома он застрял в лифте, представляете, говорит, я застрял в лифте. Моя подруга говорит: «Я хочу выйти замуж, родить детей, заниматься детьми, бла-бла-бла».
И в Набережных Челнах сложно было что-то достать, это нигде, ниоткуда не звучало, не было радиостанций таких, не было по телевизору, и конечно, вот эта музыка вся, она проходила мимо. Но в какой-то момент, по-моему, на радио «Маяк» появился такой, знаете, молодежный канал. И вдруг я это услышала, и это был просто какой-то взрыв мозга. Тогда еще, на тот момент, появились журналы типа «Ровесник», вот такие, где можно было какую-то узнать музыку, прочитать про какие-то группы.
И тогда, конечно, и родители заговорили: «Что ты слушаешь! Что это такое! Но, слава богу, родители нам давали свободу, и свободу выбора, в том числе, поэтому они просто плотнее закрывали дверь в комнату и занимались своими делами.
Ты в одном из своих интервью вспоминаешь бабушку, что у тебя бабушка была прямо сильная очень женщина. Бабушка жила в Оренбургской области, то есть мы ездили к ней на лето. И вообще, если вот так сейчас посмотреть, то я не скажу, что мы очень часто виделись, потому что это сельская жизнь, это работа с утра до вечера, это зима, подготовка к лету, потом летом подготовка к зиме, и бабушка к нам никогда не приезжала.
Но мы приезжали на лето к бабушке, и вот эти короткие каникульные промежутки какие-то, они, конечно, запечатлели в моей памяти абсолютно такую монументальную женщину, которая не чуралась никакой работы, которая вставала с рассветом солнца, ложилась с закатом, соответственно.
И она, конечно, была очень авторитарная. Я помню наше первое столкновение с ней было как раз когда на какое-то торжество зарезали барашка, но при этом барашка привели к нам во двор, и он был такой милый, такой пушистый, мы ему завязывали какие-то ленточки, мы ему краской на шкурке что-то рисовали.
А потом, проходя мимо сарая, я увидела по пояс голого окровавленного деда, с мачете в руках, и этого барашка уже без шкуры, шкурка с нашими ленточками валялась внизу, то есть его зарезали для какого-то там плова, для какого-то торжества.
И я сказала, что я это есть не буду.
И бабушка деревянной ложкой ударила по столу, я не помню, что раскололось, то ли ложка, то ли стол, и сказала: «Мне мать тебя сдала на лето, есть ты у меня будешь, ни килограмма не потеряешь».
Но я подговорила даже всех детей, вот это противостояние у нас длилось, наверное, неделю. Да, чтобы не есть это мясо, этого барашка, этот плов, который был приготовлен. Но вот это понимание того, надо — значит надо, у бабушки, то есть она могла бы не встать с утра, у нее куча внуков, которые помогут, которые прополют, мы занимались всей этой работой, конечно, но тем не менее, вот это «от зари до зари» работа, она, на тот момент, конечно, нас не впечатляла, но конечно, когда ты сейчас на это все смотришь, адский труд, тяжеленный труд.
И мы, конечно, очень любили нашу бабушку, именно вот за эту ее силу такую, несгибаемость такую, и наверное, от нее мой характер тоже. Упорство и энергия. А когда уже во взрослом возрасте ты сознательно пришла к вегетарианству, ты анализировала, может, это с той картиной как раз этого висящего несчастного барашка и шкуры с ленточками. Я думаю, что да, абсолютно, потому что ты же не осознаешь до какого-то момента, из чего все это, грубо говоря, делается.
Ну мифический барашек, ну да, это курица, но как происходит сам процесс убийства, ты не знаешь и не видишь. И для меня это было очень такое кровавое впечатление. Тогда потом меня, конечно, как-то уговорили, сказали, что нет, там барашек был плохой, другой, еще что-то, и в результате я, пока не уехала уже в Москву, я питалась так, как питалась моя семья, моя семья ест мясо.
А потом уже, когда стала жить самостоятельно, я поняла, что-то мне не хочется, что-то я не буду, наверное. А это были не самые изобильные годы. В общем, с едой-то в девяностых годах порой, особенно у бедных студентов, было не очень хорошо. Как ты умудрялась без мяса-то еще проживать? Каши, вот это все. Коронный, да, «Доширак», но «Доширак» появился уже чуть позже. Какие-то бутерброды с сыром вот эти ненавистные, это все каким-то образом добывалось.
Я одна из немногих на телевидении, кто работает по профессии, на секундочку, по образованию. Вот вы кто по образованию, мой дорогой телеведущий? Вынужден ответить, ты права, как доктор, действительно. Но помогло образование, на самом деле? Или, наблюдая особенно за тем, как это обычно у приятелей и друзей происходит, ты поняла, что в общем можно было и без него?
Знаешь, на самом деле нам вообще, моему потоку, очень повезло, что мы, это был как раз, получается, год, когда старое телевидение уходило, приходило новое, набирали всех, просто буквально ты с улицы мог реально зайти, если в тебе было что-то, что отвечало нынешним требованиям современного телевидения. И у нас с первого же курса были пропуски в «Останкино», и это, конечно, был просто подарок, потому что мы не просто проходили какую-то там теорию, записывали за великими умами, а мы видели все это.
Мы заходили, а там, я не знаю…. Сейчас тебе скажу. Познер сидит и ведет там программу «Мы», по-моему, на тот период она у него называлась.
Или Любимов ведет там какой-то «Красный квадрат», то есть мы все это видели, мы заходили в любую студию, мы все это впитывали.
И вот таким образом мы тоже зашли на канал, это меня Саша Пряников, с моего потока, студент, он пригласил меня, слушай, говорит, будешь в «Останкино», заходи, там новый канал открывается музыкальный, посмотрим. И мы зашли, это был Хеллоуин, 31 октября, и в эфире была Тутта Ларсен. Это была темная студия, она стояла в какой-то шапке с рогами и что-то там говорила, и я вот так, глядя на все это, подумала, что я хочу вот так. И тут зашел продюсер какой-то, который сказал: «А что это вы здесь делаете в аппаратной?
Вы кто вообще такие? И мы пошли на этот кастинг, и оба его прошли, и стали работать на канале «К», который потом стал «Муз-ТВ». Но то, что я, понятное дело, и до этого много читала, я очень люблю читать, спасибо родителям за то, что привили эту любовь к книгам, поэтому все, что мы проходили по зарубежной, например, литературе, я знала от и до. Английский язык, я начала такое уже серьезное изучение английского языка, потому что в школе это было так, через пень-колоду, новые учителя менялись, у всех разное произношение, у всех разные методики, и там, конечно, английский язык у меня был очень плохой.
И друзья, друзья, которые у меня появились, вот это то, что мне дало, собственно, студенчество. Можно ли было обойтись без этого? По большому счету, можно.
И вообще я сейчас, конечно, пересматриваю свое отношение к высшему образованию, потому что, на мой взгляд, именно практика, именно погружение и самообразование, они дают, конечно, намного больше. Поэтому, когда меня сейчас просят, Ольга, проведите мастер-класс, я говорю: «Слушайте, ну как я проведу, что я должна сказать? Что нельзя махать руками, например, в кадре, да? Чего ты размахалась руками? Хорошо, говорит, придумай мне все подводки, десять подводок, как ты будешь с этими руками вот что-то изображать.
Я придумала ему десять подводок к каким-то там клипам, где я все это очень эмоционально выражала руками. Какая-то такая была муть, и ему она не понравилась, но я смогла ее отстоять. А если человек говорит, ну как бы занимайтесь техникой речи, но есть огромное количество и в Америке, и в Англии картавых людей, у которых не очень хорошая речь, но они так интересно рассказывают, у них такая харизма, что ты слушаешь их с большим удовольствием.
Чему я могу научить на мастер-классе? Стоять прямо в кадре? Улыбаться в кадре? А может быть, вам не надо улыбаться? То есть каждый должен найти что-то свое, что он хочет показать, и если вот эта жажда творчества, каких-то амбиций не дает вам покоя, тогда надо идти на телевидение.
А если ты думаешь, так, ага, Шелест вот так делает, я сейчас тоже буду так делать, получится у меня, не получится, наверное, нет, Шелест сказала, что нужно улыбаться, буду улыбаться, но это же как бы…. Ты говоришь абсолютно правильную и ключевую вещь о том, что надо обрести себя и постараться быть самим собой, но для того, чтобы к этому прийти, конечно, нужно очень много пробовать. Нужно смотреть, и конечно, это естественный рефлекс, когда ты слышишь, например, как у меня было, как ведет радиошоу Говард Стерн, ты слушаешь его и думаешь — как это круто, как бы я хотел так же.
То есть тебе нужно все равно какие-то реперные точки, чтобы понять, как вообще возможно. Да, безусловно. Но я не думаю, что если бы ты встретился с Говардом Стерном, он бы тебе преподал какой-нибудь урок очень ценный, и ты бы его воплотил в жизнь.
Поэтому все вот эти мастер-классы, вот эти люди, которые приезжают, знаешь, «Я научу вас бизнесу», я научу вас вот это, я научу вас вот это, все это вызывает у меня такое немножечко пренебрежение, скажем так, может быть, потому что у меня сейчас уже есть опыт, я уже все умею, я уже все знаю, а когда я была молодая, мне, наверное, можно было бы что-нибудь увидеть и послушать. Но на тот момент ничего этого не было, не было молодежного телевидения, никто не знал, как это делается, и только уже попав на MTV, я увидела MTVшных виджеев, нам стали доступны все программы….
Всех стран мира, начиная от Австралии и заканчивая США и Японией, и тогда ты тоже, ты смотришь, хорошая стрижка. А вот тут она вот так повернулась, а вот здесь она сама камеру держит, не кто-то ее снимает, а она сама типа как селфи делает, интересно. И это ты уже как бы в это погружаешься. Но научиться в институте этому, наверное, нельзя. Ты помнишь свой первый эфир, как ты первый раз вышла в эфир? Это же было еще не на MTV. Это был как раз канал «К», будущее «Муз-ТВ».
Назывался он «К», мне сказали, что будет прямой эфир, потому что тогда было проще и дешевле сделать прямой эфир. Чем записывать, да, монтировать и так далее. Мне сказали: «Вот у тебя час. Меня накрасили, нарядили в какую-то кофточку, поставили, а внизу на маленькую табуреточку как раз посадили Сашу Пряникова, который уже был два раза в прямом эфире, и он знает, что это такое.
И в какой-то момент, если я вдруг затыкаюсь, краснею, бледнею, падаю в обморок, не знаю, что со мной, он должен, как черт из табакерки, и продолжить феерию. Да, а я стою, и вдруг, если я…, то он как бы — раз, и как бы все хорошо, и никто ничего не заметил. Я сделала первое, поздоровалась со всеми, представила клип, потом второй клип, и потом Саша говорит, что я здесь сижу, у меня там лекции, у меня там конспекты, у меня экзамен, ушел, и я благополучно довела эфир до конца.
И даже потом, когда уже были «летучки», мой эфир ставили всем в пример, вот смотрите, Шелест как непосредственно держится и вообще молодец. О, вот это сейчас, наверное… Ну, тоже Мадонна, все вот эти ее восьмидесятые, скажем так, что удавалось на тот момент нарыть.
Много русской нашей было, много, потому что тоже девяностые же бабахнули, все эти появились там, «Мальчишники», «Отпетые мошенники», вот это вот все. И конечно, самая бомба это была Take That, когда они появились просто, а потом они расстались. Не процесс расставания, а процесс переживания фанатов, когда Label объявил о том, что ребята завершают свою работу, они расстаются, и вот эти фанаты около какого-то там этого Record Label, со слезами на глазах, вот это вот все, это было очень печально.
А мы думали, кто, что, какая группа, Take That, а что, а уже распались? Было четыре одновременно практически коллектива, был East 17, был Take That. Но Take That, удивительно то, что вся Англия, я думаю, что и все остальные поклонники, они ставили на сольную карьеру самую крутую у Гэри Барлоу, а не у Робби Уильямс.
И в результате вот оно как повернулось. Что в результате лишний раз доказывает, что хулиганы приходят первыми, финишируют. Расскажи мне, пожалуйста, о своей первой встрече с Борисом Гурьевичем Зосимовым, как ты попала в его поле зрения. Да, решили поднимать всю эту историю. Я узнала тоже от какой-то подруги, что идет кастинг на MTV, а подруга на тот момент уже ездила по заграницам, бывала на концертах тех же Queen, East 17 и Take That, и она говорит, тебе нужно туда, это прямо твое, тебе нужно туда.
Я пришла, записала тоже пару подводок, и все. Я пришла к Борису Гурьевичу, он говорит, что зарплата будет такая, написал мне там на бумажке. Мне даже не важно было, какая будет зарплата, она была в три раза больше, чем я получала на тот момент, я сказала: «Да-да, конечно-конечно». В общем как-то без особого напряга я влилась в эту команду, и мы полгода, наверное, отрабатывали все свои навыки на BIZ-TV, которое потом плавно стало MTV.
Мы подошли к поворотному моменту в карьере, когда Ольга приходит на MTV. Вот ты говоришь, первая команда, кого ты сразу запомнила из тех людей, которые там были? Это же как бы удивительная легендарная команда, все сейчас просто, у всех сложилось, и вся страна знала всех, это случилось практически в одночасье. Кто произвел на тебя впечатление, когда ты попала в этот коллектив? Кого ты сразу запомнила? Кого я сразу запомнила? Ну, Бориса Гурьевича, конечно, сложно было не запомнить. И ты знаешь, чем он мне, собственно, запомнился?
Тем, что я не понимала как бы «политики партии». То есть всегда были начальники, которые бы сказали: «Так, что у тебя тут? Серьга в носу? Там это сделать, это», а он говорил: «Давайте, пробуйте, что-то делайте», то есть человек сказал, как бы идите и делайте.
И ты думаешь, все, я могу делать все, что я хочу? А у тебя же полная башка этих идей невероятных. И все вот так переглядывались, и что же, что, и как же, мы прямо сами можем все делать?
И первое, конечно, может быть, потому что это была моя такая первая любовь, и последняя пока на данный момент, мой муж, который меня впечатлил. И самое первое наше знакомство было, он просто проходил там где-то мимо и сказал: «Так, ты кто, там как ее, ты Шелест?
Я думаю, ах ты, скотина такая, я уже работала на «К» тогда, я уже на «НТВ-плюс» чуть-чуть поработала, я уже как бы звезда, а тут какой-то волосатик мне тут, понимаешь ли, что-то говорит. И конечно же я специально опоздала на полчаса, я приехала в 7. И я возненавидела его всей душой, я думала, я сейчас что-нибудь такое сделаю на съемках, что ты запомнишь меня на всю жизнь. Но он всегда действовал на опережение, он стал кормить меня мороженым. Он говорит: «Ты вся такая цветная, вся такая забавная, будешь есть мороженое, цветные шарики, вот это все».
А на улице было прохладно достаточно, я ела это мороженое, у меня синели губы, окоченели руки, вот это все. Он говорил, давай еще чуть-чуть, потом сажал меня в машину, водитель отказывался, наш, от компании, разогревать машину, потому что на бензин тратили свои деньги тогда, никто на бензин не давал, он говорил, я не буду тратить бензин разогревать машину, чтобы согреть какую-то ведущую.
Тишкин говорил: «Заводи машину! И вот уже двадцать два года. И он, конечно, это фонтан вообще идей невероятный, потому что я всегда слушала его, раскрыв рот. Он стал меня знакомить с какой-то новой музыкой, рассказывать вообще о том, как устроен этот мир.
А тут для меня открылся невероятный мир какой-то свободы, вот этого ощущения, что ты какая-то достойная единица, которая может вращать этот мир, не просто какой-то винтик или шпунтик в этой машине, а что от тебя многое зависит. И это, конечно, для меня…. Это же очень важное ощущение, что ты, при всем том развлекательном характере того, что ты делаешь, ты меняешь мир. На следующий день люди встают, после твой программы, с новым знанием, с новым настроением, с новым ощущением, то есть ты в общем приоткрываешь рамки, все время двигаешь их чуть больше, чуть шире.
Да, мы просто кайфовали, получали невероятный кайф от того, что мы делали. И нас просто колбасило от этой свободы, что мы можем это делать все сами.
Все программы придумывались нами самими, они все креативились нами, дополнялись все, переделывались, что-то придумывалось, декорации, это все мы сами рисовали на коленках, придумывали. И это было, конечно, просто что-то невероятное.
Это, как я понимаю, идея пришла, потому что ты увлекалась всякими экстремальными видами спорта? Нет, потому что сказали, нужна спортивная программа, давайте, ребята. Кто, типа? И как раз мой муж, Алексей Тишкин, сказал: «Давайте я что-нибудь сделаю». И мы начали с фигурного катания, потом хоккей, потом американский футбол, вдруг оказалось, что у нас в России играют в американский футбол, у нас есть своя сборная какая-то даже. А потом он говорит: « Почему мы это делаем, зачем мы популяризируем популярные виды спорта?
И я помню, мы поехали на Эльбрус снимать наших первых прорайдеров, которые только появились, появились спонсоры, Burton, самые крутые доски пришли в Россию. Мы поехали на Эльбрус, из-за непогоды отложили какие-то эти соревнования. Ну и что делать? Мой муж почесал голову и сказал: «Так, мы поставим на сноуборд Шелест».
Я сказала: «Нет, спасибо, благодарю вас». Да-да, когда следующая? А что делать, мы в командировке, надо привозить какой-то материал, а снимать нечего. И мне дали инструктора, мы забрались на самую высокую точку, он показал мне, как съехать. Первый раз, конечно, съехала на попе, второй раз уже чуть-чуть на попе, чуть-чуть на пузе, а потом я встала, и когда ты поймал этот кайф, этот ветер в лицо, эти снежинки….
Я поняла, что какой кайф, и уже все, съемки заканчиваются, уже темнеет, я говорю: «Я еще раз поднимусь». И вот это все настолько меня заразило, и на тот момент мы уже поняли, что я буду пробовать все виды спорта, о которых мы рассказываем.
Поэтому это был скейтборд, я очень увлекалась агрессивными роликами, я даже каталась в рампе, крутила какие-то трюки. Но потом, когда очень сильно «убралась», и пришла, у меня вот тут заклеено было пластырем, вот тут все, и я вот так вышла в прямой эфир, там у нас была программа по заявкам, Борис Гурьевич посмотрел и сказал: «У нас, конечно, свободное как бы телевидение, мы вот приходим, ты смешно рассказала, как ты упала на этих роликах, это все здорово, но это же как бы твое лицо, это же как бы твоя работа, это твой хлеб.
Давай как-то подумай». И я подумала, что да, наверное, надо как-то поберечься. И с роликами я завязала, а сноуборд до сих пор моя любовь, я прямо вот обожаю. А еще вспомнила, как мы с Антоном Комоловым собственно познакомились. С Антоном мы тоже смешно познакомились, потому что я с ним познакомилась практически в полете. Какой-то один кабинет, второй кабинет, и кричат: «Шелест! К телефону! Секретарша ждет, когда я добегу, «Быстрее! Тут что-то срочное!
Я выбегаю из одного кабинета, бегу к другому, спотыкаюсь о ковровое покрытие там как-то, и начинаю вот так вот полет. И в это время в полете я вот так вот почему-то поворачиваю голову и пролетаю кабинет, в котором за компьютером сидит Антон Комолов, он так тоже поворачивает голову, и так: «Привет».
Я представляю, какая картинка была. Он оторвался от компьютера….
Ух, кто-то пролетел, окей. Я приземлилась где-то в районе телефона, «Алло!
Вот это вот все, потом все повыходили из кабинетов, что происходит. И буквально через некоторое время нас знакомят, это вот Антон, это Ольга, мы хотим, чтобы вы утреннюю программу, что-нибудь такое, попробуйте вместе в кадре. Он так: «Здрасте. Это вы там пролетали мимо? С тех пор тоже уже двадцать два года. Вспомни, пожалуйста, какой-нибудь эфир, в котором проявилась ваша взаимовыручка. Я понимаю, у вас таких восхитительных, как рок-н-ролльные, историй нет, когда кто-нибудь напился накануне и пришел абсолютно пьяным на эфир, но когда вы, например, выручали друг друга.
Просто, как я понимаю, если не больше тысячи, наверное, проведенных совместных эфиров или часов вместе. Больше 80 погибших: всё, что сейчас известно о теракте в Crocus City Hall 2 просмотра. Мать 11 лет держала детей взаперти и издевалась над ними 62 просмотра. Как уральская медсестра вытащила из огня 26 человек 49 просмотров. Сирота добился положенной ему от государства квартиры спустя 11 лет 52 просмотра. Как проходил суд над Никитой Кологривым и что он сказал после решения 80 просмотров.
Рецепт простого салата из свеклы и яиц с секретным ингредиентом 98 просмотров. Алексей: А вскоре Оля продемонстрировала свои кулинарные способности — приготовила странное горячее блюдо из картошки и риса, и я понял, что, видимо, поспешил со своим предложением. Оля: И ничего тут смешного нет. Какие продукты были, из того я и приготовила и старалась накормить нас посытнее.
Понимаете, начиная совместное житье-бытье, мы едва сводили концы с концами, жили практически впроголодь. Основную часть от общего бюджета — Алеша тогда получал долларов, а я — тратили на то, чтобы оплатить съемную квартиру на окраине, в районе станции метро «Пражская». Все, что у нас там было, — это допотопный телевизор, который ничего не показывал, да кровать, а на окнах вместо штор висели простыни.
До метро, чтобы хоть как-то сэкономить, шли пешком минут сорок, пробирались по каким-то буеракам, стройкам. Сигареты купить было не на что, приходилось их стрелять у ребят на работе или прямо на улице у прохожих. А ели мы в основном макароны, пельмени, овощи и крупы — все покупали на оптовом рынке, там было дешевле.
Разумеется, ни к Алешиным родителям, ни к моим за помощью не обращались. Мы же считали себя уже взрослыми людьми, да так, по сути, и было: мне 20 лет, Леше — И раз уж мы самостоятельно приняли решение жить вместе, стыдно было как-то просить денег у мамы с папой на пропитание….
Помню, когда Алексей захотел меня познакомить со своими родителями, это повергло меня в ужас. Потому что, кроме единственных заношенных ботинок, мне нечего было надеть. Ну как я могла предстать перед ними, москвичами, такой «провинциалкой в валенках»? И я поставила Алеше условие: либо мы разоряемся мне на обувь, либо я не поеду знакомиться.
В результате мы купили в ГУМе дорогущие волшебные туфли, на которые потратили все заработанное непосильным трудом. А еще, чтоб пускать пыль в глаза, в моем гардеробе было красное шикарное пальто, сшитое в ателье, и фирменные брюки, которые я приобрела на родительский денежный перевод и года два носила везде — и на рынок, и «в люди».
Алексей: Короче, впечатление Оля произвела невероятное: очаровала родителей и скромными манерами, и здоровым аппетитом. Без сомнений — идеальная невеста для любимого сына. А когда она привезла меня в Набережные Челны знакомиться со своей родней, мы оба были с дредами. И хотя родственники смотрели на меня с некоторой опаской, однако, спасибо им, в семью приняли тепло и радушно Кстати, к тому времени тяжелый период безденежья у нас уже закончился. Молодежное музыкальное телевидение заняло свою нишу, MTV в России стало популярным во многом благодаря нашей команде.
Оля: Кстати, я прочувствовала, что слава пришла, когда мне предложили сняться для журнала «Плейбой». Мне очень хотелось поучаствовать в той фотосессии, тогда еще было что показать народу. Но Алеша категорично и резко заявил: «Нет, мне неприятна даже мысль о том, что моя девушка будет оголяться перед камерой, а потом на нее станут с вожделением глазеть другие мужчины».
А я не могла понять: что тут такого постыдного? Считала, что Алексей перекрывает мне кислород, зажимает меня, не дает развернуться. Помню, завелась с полуоборота, кричала: «Я свободная женщина и имею право самостоятельно принимать решения! Если ты мне не разрешишь сниматься, я соберу вещи и уйду! До свиданья! Давай собирай и уходи». В руках у меня была чашка с кофе, и я в порыве злости метнула ее в Алексея. Он ловко увернулся, она ударилась об стену, разлетелась вдребезги, а по обоям растекся кофейный узор….
Но уйти я, конечно, не смогла, да и не пыталась даже. Наши отношения для меня были в тысячу раз важнее какой-то там съемки в обнаженном виде. Так что мы немного побуянили, и конфликт был исчерпан. Кстати, когда между нами случаются какие-то споры-ссоры, я всегда первой иду на примирение. Просто не могу долго обижаться, молчать. По-моему, гораздо легче просто выкинуть обиду из головы и сделать вид, что никакой ссоры не было, чем копить в себе отрицательные эмоции.
И покой в семье сразу восстанавливается. Алексей: И все-таки нелишне сразу прислушиваться к тому, что тебе говорит мужчина. Он плохого не посоветует. Ты, между прочим, должна меня благодарить за то, что я не разрешил тебе сниматься для «Плейбоя».
Дело в том, что Олю и без «обнаженки» долгое время преследовал маньяк. Оля: Да, сейчас, конечно, это вспоминать смешно, но тогда мне было совсем не до смеха. Я в то время вела программу «Бодрое утро» на МТV, и на адрес передачи мне стали приходить письма с объяснениями в любви от восторженного анонимного поклонника.
Поначалу было по приколу, мы с коллегами их читали вслух, хихикали. А потом каждое утро я стала получать от него письмо, в котором подробно описывался мой предыдущий день: все мои перемещения — из дома на работу, в магазины, в гости, он фиксировал, что я читала, когда ехала в метро, какие продукты и вещи покупала. И когда я осознала, что человек ходит за мной по пятам, буквально дышит в спину, мне стало по-настоящему жутко. Понятно же, что он явно не совсем здоров, и неизвестно, что может выкинуть.
Я стала дерганой, нервной, постоянно оборачивалась, но никак не могла его вычислить, старалась по возможности одна по городу не ходить.
Этот кошмар продолжался месяца два, а потом я его «заловила». Как-то на работе у меня разболелась голова, и мы с Комоловым пошли в аптеку. Идем по улице, и вдруг я чувствую, что маньяк прямо у нас за спиной.
Говорю Антону: «Он идет за нами, я уверена». А тот мне в ответ: «Лучше от греха подальше не реагируй на него, не делай резких движений».
Но я не выдержала, потому что уже не было сил терпеть это все. Резко повернулась, чуть с ног его не сбила и выкрикнула: «Перестаньте меня преследовать! Исчезните из моей жизни! Испугавшись моего возгласа, вдруг что есть мочи побежал от нас. Алексей: Видите, какая сильная женщина досталась мне, слабому мужчине. Она не только за себя может постоять, но и мужа в обиду не даст.
Был такой показательный случай. Мы с Олей большие экстремалы, увлекаемся сноубордом, серфингом и однажды участвовали в фестивале экстремальных видов спорта. Так вот, стоим в толпе, среди таких же экстремалов, как мы, и вдруг Оля бросается с кулаками на какого-то бугая и начинает его дубасить. Как потом выяснилось, она заметила, что он, стоя у меня за спиной, намеревался прожечь мне окурком пальто, и не задумываясь ринулась предотвращать его подлый маневр.
В общем, парню не повезло, не на тех напал — мы его потом прилично отметелили… — Такая женщина, наверное, в порыве ревности бывает страшна! Конечно, раньше я Алексея сильно ревновала. Говорила же, что девушки его без внимания не оставляли, и от этого я мучилась.
А Алеша еще любил позлить меня, подначивал: «Вот эта куколка вроде ничего, а та красотка мне телефончик оставила, может, позвоню ей на досуге». Шутил он, видите ли, так! Алексей: Оле, между прочим, мужички тоже всегда прохода не давали. Во времена нашей бурной юности мне постоянно приходилось за шкирку оттаскивать от нее кавалеров. Стоило кому-то по-дружески ее приобнять или при встрече в щечку поцеловать, у меня, как у ревнивого подростка, все внутри закипало… Сейчас уже страсти как-то улеглись — все-таки столько лет за плечами!
И я Оле доверяю абсолютно.
